Вышла книга Надежды Мальцевой "ДЫМ ОТЕЧЕСТВА"

Сообщение

Вт фев 21, 2006 5:46 pm

Обращаю внимание почтенной публики, что у обладателя "синей страницы" Надежды Мальцевой вышла первая книга "Дым отечества: стихи 1974 - 1985 гг."
Почитать ее стихи можно здесь:
http://magazines.russ.ru/druzhba/2006/1/ma1.html
http://magazines.russ.ru/authors/m/maltseva/
Издательство "Водолей-Publishers"; послесловие Евгения Витковского.
Размещаю его здесь.

ВО ГЛАВЕ УГЛА

Времена советская власти, отойдя в область истории, довольно быстро уходят в ведомство археологии. Дети не знают, кому стоит в Москве памятник напротив Большого театра (наиболее популярна теперь гипотеза, что «дедушке Крылову»). Слово «пионер» означает то ли японскую фирму, то ли американский космический аппарат. Даже до того доходит, что внуки интересуются: кого больше преподавали нам в школе –Бродского или Высоцкого. И ничего никому не докажешь. И слава Богу.
Слово «самиздат» постепенно становится какой-то русской аналогией куда более понятного «мэйн-стрим». Детям не объяснишь, что домашних ксероксов (или хотя бы принтеров) при этой самой советской власти не было. Даже компьютера не было. А что было? Пытаешься объяснить, что была «машинка». Дети не верят: как же можно на ней сделать хотя бы полсотни копий? И, с гордостью добыв в интернете сведения о том, что самиздат часто размножался с помощью какой-то «Эры», а чаще –«шапирографа», орут: «Вот! Нечего мозги пудрить. Просто тиражи были маленькие. Так они и теперь маленькие. А чтоб не дать кому-то прочесть какую-то книгу – как такое может быть? Нет, неладно тут что-то. Наверняка неправда. Нет, никого тогда не сажали. Наверное, сажали за другое. За что? Ну, не знаю…»
Кстати, о шапирографе. Книги я на нем размножал до тех пор, пока тот окончательно не износился и приятель не предложил мне доступ с черного хода к дамам, обслуживавшим аппарат «Эра», скажем так, за недостаточную зарплату. Так и канул в Лету мой шапирограф. И теперь мне, старому самиздатчику, небезынтересно было обнаружить, что если в русском интернете об этом аппарате и вспоминают, то несут такое… По счастью, читаю по-немецки, поэтому смог найти и другие факты.
Патент на изобретение аппарата со странным для современного слуха названием «шапирограф» был выдан в 1902 году фирме швейцарского промышленника Рудольфа Фюррера. Аппарат этот оказал влияние и на русскую литературу начала ХХ века, он стоял в доме графа Льва Толстого. Как пишет К. Победин в книге «Рассказы о Толстом», «Лев Николаевич Толстой не любил поэзию. Он считал, что поэты вынуждены постоянно изворачиваться и лгать в угоду рифме. <…> Понятно, что отменить существование поэзии Толстой не мог. Вместо этого он весьма ретиво аннулировал поэтов. Для этой цели в Ясной Поляне имелся прибор с запоминающимся названием «шапирограф». <…> Лев Николаевич получал горы писем. И среди них – стихотворные послания с непременной просьбой дать снисходительную оценку их скромным достоинствам. Чаще всего их авторами были очень молодые и очень наивные люди из провинции. Толстой велел своему секретарю отпечатать на шапирографе стандартную отписку: “ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ПРОЧЕЛ ВАШИ СТИХИ И НАШЕЛ ИХ ОЧЕНЬ ПЛОХИМИ. ВООБЩЕ ОН НЕ СОВЕТУЕТ ЗАНИМАТЬСЯ ВАМ ЭТИМ ДЕЛОМ”».
Лев Толстой к поэзии отношения и впрямь почти не имеет, а вот шапирограф, предтеча «Эры» и «Ксерокса», – самое прямое. Именно он, наряду с ундервудом, ремингтоном и мерседесом, тремя грозными трофейными германскими орудиями, стал дедушкой великого явления русской литературы – самиздата.
Русский интернет, между тем, множественными ссылками утверждает, что «изобретателем шапирографа, по всей вероятности, является советский физик Федор Львович Шапиро (1915–1973)». Уже интересно: еще не родился, а уже изобрел. Матерый человечище!..
Словом, то ли забытый Фюррер, то ли неведомый Шапиро заслужили в нашей памяти по хорошему мраморному обелиску. Без них самиздатские тиражи Гумилева и Мандельштама были бы в десятки и сотни раз меньше.
А также и тиражи моих примерно-сверстников: Леонида Губанова, Владимира Алейникова, Ольги Седаковой, Александра Величанского, Алексея Цветкова… и Надежды Мальцевой.
Не то чтобы никого из них не печатали. Но словчившиеся в советских издательствах поэты-комсомолисты умело ставили рогатки тем, кто не мог или не хотел пробиваться. Редакторское, оно же цензорское, око было в те годы ох каким зорким: вы нам принесите пяток о Ленине, пяток о БАМе, пяток о погибшем на войне отце – тогда и отсюда возьмем пяток. Человек приносил эти вымученные «паровозы», выходила подборка –понятно, ничего, кроме «паровозов», в ней под конец не оставалось. Исключения были редчайшими, а уж если стихи, вопреки советской логике, все-таки попадали в печать – их увечили до неузнаваемости. Кто-то соглашался на перелицовку с «ампутациями». А тех, кто на «увечный» компромисс идти не хотел, не увечили, но и не печатали. Своих стихов, изданных в виде книги, не увидели слишком многие – от Даниила Андреева до Аркадия Штейнберга и Сергея Петрова.
В итоге оставалась «Эрика», которая берет четыре копии, и путь в сантехники, в уборщицы, в расклейщики афиш, в сторожа, в дворники, в истопники. Наши ровесники-поэты эмигрировали, спивались, кончали с собой, но стихов о БАМе не писали. Зато бешено много читали: лирика Георгия Иванова или Дон-Аминадо, «герметичные» гении ХХ века, узнанные через переводы, – Рильке, Валери, Йейтс, Кавафис… Это – основа, а на ней (не считая, понятно, неизбежного ахматовского «какого сора») вырастали стихи, которых к тому же касалось влияние Ходасевича, Бунина, Мандельштама. Конечно, все мы были разобщены – разве что Москва и Питер могли как-то контактировать друг с другом. Тут на помощь приходил незабвенный шапирограф, а то и просто пишущая машинка.
Надежда Мальцева давно уже печатается по обе стороны Атлантического океана, ее стихи входят в самые представительные антологии. Между тем из подготовленных ею к печати поэтических книг «Дым отечества» – первая, что нынче действительно отпечатана типографским способом и одета в твердый картонный переплет. Это не случайно: сюда вошли ее последние стихотворения времен советской власти. 1974–1985: давно уже не оттепель, далеко еще не перестройка. И двадцать лет шлифовки, полировки, пересоставления, работы над каждым отдельным словом. Эта книга – подведение черты под написанным ТОГДА.
Чтобы понять «Дым отечества», придется вернуться в те самые семидесятые годы, которые теперь уже «такое ретро». В те времена, когда каждый из нас своим умом доходил до изобретения велосипеда… извините, постмодернизма, болел им недолго – и жил дальше.
«Нравится или не нравится – вот все мои критерии. Стихи Надежды Елизаровны, думаю, настоящие. Очень мне понравилась “Купина”. Вообще мне близок человек на фоне современности. Я, прочтя стихи, должен почувствовать эпоху, когда они написаны. Время для меня необходимый сигнал талантливости. Если человек пытается писать “вне времени”, то он для меня и “вне вечности”».
Иван Елагин в американском Питсбурге не потому хвалил «Купину» Надежды Мальцевой, что она была посвящена ему. Он высказывал свое мнение. А Мальцева, составляя «Дым отечества», поставила на «Купине» посвящение. Право автора, да и кто бы поступил иначе? Живой голос свободного человека, поэта второй волны эмиграции, доносился в Россию сквозь сыплющуюся ржавчиной железную занавеску. По эту сторону занавеса свободных поэтов тоже хватало. Но свобода «здесь» обреталась единственной ценой: откажись от попыток печататься в СССР. Хочешь – передавай стихи на Запад и жди «событий» в своей жизни, а хочешь – в стол пиши, не забывая о том, что настоящие стихи вызревают не в один день. Ирина Ратушинская выбрала первое, Мальцева – второе. Ирина отбывала срок «на малой зоне» в Мордовии, Надежда – в безвестности, ловя мнение о своем творчестве тех немногих людей, которые умеют не отделываться общими фразами. В шестидесятые, когда стиль Мальцевой только формировался, Ахматова сказала ей в доме Ардовых: «Учите, Надя, языки». Она полагала, что если куда Мальцеву и пустят, то разве что в перевод. В перевод пустили, но любимым это занятие для Мальцевой не стало – она продолжала писать свое, к тому же резко сменив поэтический почерк в середине семидесятых. Вера Маркова, услышав первые стихотворения «Дыма отечества» в 1975 году, сказала: «Давайте, Надя, считать ваши старые стихи прологом к нынешним».
Под самым ранним стихотворением книги стоит 1974 год, под самым поздним – 1985, и в этом знак судьбы и биографии не только самой Мальцевой, но и России. Глотая последний, весьма густой дым советской безгутенберговской эпохи, осененной быстро уходившими в забвение тенями членов политбюро, Мальцева писала свой «Дым отечества» – и ни-чего больше. Второй половиной 1980-х помечены считанные стихотворения; только в 1990-х стала складываться новая книга, вовсе на «Дым» не похожая, – «Навязчивый мотив». Совсем не потому, что Мальцеву после четвертьвекового перерыва стали публиковать в журналах и альманахах, а потому, что пресловутая «свобода слова» сняла с Мальцевой и еще некоторых поэтов обязанность «писать только так и не иначе». Как? Критерий в те годы был один: «Написал? Прочти вслух. В советской печати печатать нельзя? – Нельзя. – Ну, тогда всё в порядке, значит, стихи настоящие. Тогда можно и о деталях поговорить». Истинную же поэзию «печатностью» мерить не следует.
Сергей Бирюков, составляя учебную антологию «Зевгма», извлек со страниц «Дружбы народов» за 1990 год стихотворение Мальцевой «Так что вот что – в поход собираться пора…» и проиллюстрировал им главу, посвященную центонным формам русской поэзии. И совершенно правильно сделал, ибо без центонной основы «Дым отечества» вообще, видимо, не существовал бы. Стихи Мальцевой – крайне редко парафразы, во всем «Дыме отечества» разве что «Ванька Мокрый» – почти центон. В мальцевской версии «Вещего Олега» (уже которой по счету в русской поэзии?) конь поет: «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”». В «Корабле дураков» начало – «Ночь нежна…» – уведено у Фитцджеральда, да и у него не было, скажем деликатно, оригинальным. Есть строка из Георгия Иванова, притом даже не измененная. В «Авдотье-малиновке» ветер приходит не из абстрактных пустынь, а из тех, что когда-то увиделись Дон-Аминадо в его «Amo – amare». Но даже почти дословные цитаты из Библии в стихотворении «От лени, водки или несваренья…» – совсем не элементы орнамента, а камни, заложенные в фундамент собственного поэтического мира Надежды Мальцевой.
Глубже этого фундамента лежат краеугольные камни ее творчества, их совсем немного: деревня под Рязанью, где прошла изрядная часть детства и юности, церковь в Замоскворечье, где служил о. Всеволод (Шпиллер), трагическая любовь, житейская нищета жизни в СССР, к которым нужно прибавить твердое нежелание покидать Россию.
Мальцева пишет не столько отдельными стихотворениями, сколько цельными книгами, до бесконечности переставляя строфы и строки, меняя порядок стихотворений (а иной раз – даже их темы!), способ записи, слова и отточия. «Дым отечества» мог бы выйти книгой лет десять тому назад. Но шлифовка шла вновь и вновь, а тем временем рождались новые стихотворения следующей, совсем иной книги «Навязчивый мотив», отвлекая автора от «Дыма». Одна музыка всегда мешает другой.
Легенда о том, как Мандельштам оборвал Маяковского, рвавшегося декламировать за едой («Маяковский, перестаньте читать, вы не румынский оркестр!»), и о том, как Маяковский не нашелся с ответом, – наверняка не легенда, а правда: Маяковский был именно румынским оркестром, поэтом эстрады и даже кабаре, намеренно облегченного восприятия. Жевать бутерброд, слушая голос давно мертвого Мандельштама («Два сонных яблока...»), невозможно. Поэзия Мальцевой требует очень внимательного и медленного чтения – лучше вслух – и такого же внимательного вслушивания. «Как странно, Надя, вы написали белое рифмованное стихотворение!» – сказал Семен Липкин, выслушав «Авдотью-малиновку». Липкин увидел глубокую суть избранной формы. В этой поэзии, как любил говорить тот же Иван Елагин, всё –«из нутра». И форма в ней идет изнутри, и музыка, и даже вкрапления чужих слов и строк – тоже оттуда, ибо они вошли в кровь и в обмен веществ поэта, стали тем наркотиком, без которого невозможно существование.
Мы жили в позднюю советскую эпоху; герб Советского Союза, как пишет Мальцева в «Завещании», над нашими могилами, надеюсь, не прибьют, но в наших душах и в наших строках потомки этот предмет обнаружат: не может человек, выйдя из застенка, просто так этот самый застенок взять и из своей души вынуть. Сравнение с янтарем, в котором на многие тысячелетия застывает допотопный комар, избито, но его нечем заменить. Дым отечества пропитал наш янтарь насквозь, и трудно будет дальнему потомку вглядываться в наши семидесятые годы, в наши восьмидесятые – слишком быстро переписывается история. «Все подряд истцами кажутся, всех карал единый Бог, все одной зеленкой мажутся, кто от пуль, а кто от блох...» Без цитаты из Александра Галича о Мальцевой, наверное, говорить нельзя, вот она к слову и пришлась. Георгию Иванову принадлежат слова о том, что поэт, создающий кусок вечности, платит за него решительно всем – даже собственной жизнью. Хорошо, если не в прямом смысле. Но поэт – если только он поэт истинный – и в «прямом» тоже всегда готов расплатиться.
Дым того отечества, которое именовалось «СССР», постепенно исчезает сажей или золой, поверх которой, конечно, наползает другой дым, другое горе, другая поэзия. Зола уплотняется, превращается в уголь – в нем потомкам однажды засверкает норвидовский алмаз. И не один.
Верится, что эта книга – тот самый камень, который некогда был отвергнут строителями, но однажды будет подобран благодарными читателями и сделается тем, чем быть предназначен, – главою угла.

Вт фев 21, 2006 10:00 pm

Поздравляю! Рано или поздно происходит все, что должно произойти. Стихи Надины давно знаю, поэт она прекрасный. А как бы книжечку ухватить?

Вт фев 21, 2006 10:10 pm

Пришлю или передам.

Вт фев 21, 2006 10:17 pm

Спасибо, с большим нетерпением буду ждать. И привет Наде от меня громадный.

Вт фев 21, 2006 10:31 pm

Саша, Надя Вам ее еще и надпишет!!!
(а я думала, сообщение вообще не прошло)
Словом, - ЖДИТЕ

Вт фев 21, 2006 10:46 pm

Оля, и догадайся с трех раз, какую книжку я еще бы очень хотела увидеть и получить. И тоже с надписью.

Вс май 21, 2006 2:09 pm

Наконец-то, нашла, где выразить свое восхищение!!!
"Дым отечества" ! -
Некоторые стихи я прочла сыну.
Меня поразила его реакция:"А как же вы жили?!"
Спасибо Надежде Мальцевой.
Светлана

Вс май 21, 2006 2:37 pm

Да...
Ну, жили.
Ответить нечего, в книге и есть ответ - КАК.

Вс май 21, 2006 11:41 pm

Но не всегда получается объяснить им это "как".
К сожалению.
Но то, что он их читает - это уже что-то значит!
Светлана